Незадолго до прихода шерифа Сюэ Ян выучил новое слово по-английски и выводил его каллиграфически на стене справа от двери. Граффити получалось неплохо, энергичное иностранное ругательство вызывало эстетическую потребность взорвать буквы острыми авангандно-металлюжными шипастыми формами, а под надписью пролить струями кровищу настолько живописно, насколько позволял монохром - красок в тюрьме не давали. Это было не первое написанное на стене, и каждый раз рисунок был отражением состояния. Сейчас это была веселая взвинченность без злости и желания проломить стену - художественные способности прорывались и требовали холста, а не бунта.
Двойная жизнь давала о себе знать припадками и расщеплением сознания. Здесь, в заключении, это особенно явственно проявлялось - снилась мастерская и раскаленное стекло, опасность от огня и необходимость контролировать движения и эмоции - а потом он просыпался и превращался в другого себя. Взгляды и слова, пренебрежение других и глухая неприязнь - ты не художник, если не хочешь убивать людей. Перед последним арестом он закончил инсталляцию, о которой постоянно думал и компульсивно бесился во сне от того, что одна деталь была не на месте, от чего портилась общая композиция. Интересно,  кто-нибудь позаботился о дешевой мастерской в промзоне на территории полузаброшки? Дверь могли взломать, устроить погром, узнав, что арендатора упекли, стеклянные пробы разбить, а удачное унести и толкнуть знатокам. "Караваджо" был высокого мнения о своих произведениях. Цзян Цзай мог успеть, на него одна надежда. А если что-то пошло не так?..
Сюэянская жизнь не всегда проистекала на виду у людей. Теневая часть судьбы - наркоторговля, личные трипы, до сих пор не имевшие серьезных последствий, кроме эпизодических ломок, вспышки ярости, после которых неудачники освобождались от оков плоти и отправлялись на круг перерождения - была скрыта от знакомых. Но были те, кто хорошо представлял, на что способен мастер-фрилансер из чайнатауна.
Шериф Сяо появился вовремя - как раз в тот момент, как работа подходила к концу. Приди он чуть раньше, напоролся бы на бешеный взгляд и издевательскую интонацию, но видно чувствовал или повезло просто. Его поприветствовали привычным развязным тоном и нелюбезным выражением лица, однако Синчень всегда чувствовал за этим игру. Этот преступник казался не тем, кем был на самом деле - чувствовалось сильно, а поймать было нельзя - как скользкий угорь выворачивался из любой словесной ловушки. Последняя выходка начальства и вовсе вызывала недоумение, хотя критиковать старших было не свойственно честному и добропорядочному блюстителю порядка.
Выпускали. Прощай, уютная конура. Еще немного, и она превратилась бы в настоящую экспозицию, где неприличные надписи выглядели ничуть не хуже цаошу и перемежались неплохими графическими эскизами, которые приходили в бреду и заставляли вскакивать по ночам. Вот и сейчас, следуя за шерифом и глядя в спину, Сюэ Ян ловил себя на странном... хотелось начертить, желательно красным, на белоснежной форменной одежде непонятный знак, пришедший как видение, непохожий ни на известные иероглифы ни на латиницу, а может и не слово вовсе... или не начертить, а вырезать, или горелкой... стоп, спокойно. Это явно не то, что поможет выйти на свободу. К счастью они уже пришли.
Так, а что здесь делает эта девчонка Чан? Да что ей нужно-то?! Бумажку какую-то сует... Сюэ Ян деланно ухмыльнулся. Город покидать ему не потребуется, а вот кое-что другое... Ловко подбросил визитку, она сделала пропеллер и оказалась снова в тонких пальцах - не карточный ли шулер вдобавок этот пройдоха?
- Еще не расстались, а уже скучаешь? Я позвоню. Только попробуй не снять трубку!
С этими словами мерзавец достал свои вещи и удалился изящной походкой, не обернувшись.

Хоть сукин сын и ушел безнаказанным, возвращать “подарочек” в хранилище вещдоков А-Цин не спешила. Все равно никто проверять не станет, а надежда, как говорится, умирает последней. Если не получится самой подкинуть, можно попросить старых приятельниц: в обмен на некоторые поблажки со стороны полиции они будут рады поучаствовать. А начнут упираться - можно и припугнуть.
Конечно, было совестно перед Синчэнем, но ведь она же не попадется, а значит, и беды не будет.
И тут сам Синчэнь, честнейшая и справедливейшая душа, подошел к А-Цин и попросил выйти за рамки служебных обязанностей. Это ж как его допек сукин сын, что он решился поступиться принципами!
А-Цин стало отчаянно жалко Синчэня. Бедняга, ему наверняка непросто далось такое решение.
- Не волнуйся, все сделаю, - она похлопала напарника по предплечью и протянула кружку с кофе, который вообще-то наливала себе. Но на какие жертвы не пойдешь ради Синчэня и его грустных глаз. - Мы его достанем. Обещаю. И дружков, которые его отмазали. Только… будь осторожен с зацепками, хорошо? Не лезь на рожон. В этом городе хватает тех, кто обрадуется любой возможности к тебе прицепиться.
Прицепиться, отстранить, снять с должности, разрушить карьеру лишком уже честного и неподкупного шерифа, который у всей расплодившейся в городе мафии как кость в горле.
Нет, Синчэню определенно нужно держать руки чистыми. А вот А-Цин - человек маленький. И спрос с нее маленький.
- В общем, доверься мне. Ага? - она очень внимательно посмотрела на Синчэня из-за толстых линз очков, вторично похлопала по руке и пошла изображать, что занимается делами, находившимися в производстве, а на самом деле гипнотизировать телефон с такой силой, будто ждала звонка не от сукина сына Сюэ Яна, а от любовницы или кого-то подобного.